2. Неделю назад в Москве был дикий холод; вокзальный термометр грозил минус двадцатью четырьмя; красные цифры на вагонной стене тревожили Валтасара-путешественника нагнетанием отрицательных рекордов: 30, 35, 37... «туалеты замерзли!», - гаркнула проводница и пассажиры, освобождаясь от предрассветной дремы, изумленно заозирались. По темному заоконному снегу бежала светлая тень состава, над которой ежесекундно вспыхивали синеватые сполохи, как будто Илья-Пророк все разил и разил своей молнией этот поезд нечестивцев, да никак не мог попасть. В Новгородской области вдруг тускло рассвело: вокруг вымерших (или отставленных до лета) деревень лежал нетронутый снег, лишь кое-где от одной-двух избушек к небу восходила плотная струйка дыма.
3. В соседнем ряду оказался деятельный страдалец: в Петербург его гнала надежда на масштабную негоцию, несбыточность которой сделалась очевидна где-то около Окуловки: позвонил горевестник. Оставшийся час он плаксиво и обстоятельно жаловался четырем последовательным телефонным собеседникам, расписывая коварство некоего Горшкова в самых черных красках и отвратительных подробностях; вероятно, икота попортила тому триумф. К четвертому дублю сюжет обзавелся дополнительными подробностями, а ритмика речи сделалась безупречной; на перрон незадачливый купец вышел сказителем не хуже Горбунова; впрочем, вряд ли успех на этом поприще подсластил ему коммерческую пилюлю.
4. Извив сюжета одного из будущих выпусков «летейской библиотеки» погнал меня в ЦГАЛИ (СПб), где я сроду не бывал: доканчивать текст без тамошних материалов было никак невозможно, а заставлять петербургских друзей просматривать без малого четыреста листов архивных документов казалось не с руки; зато вполне учтиво было попросить их заказать мне рукописи заранее. «Как бы не так!» - отвечал архив, - «вот пусть сам приезжает и заказывает». Доводы о несоразмерности пути и задачи не тронули черствые сердца архивистов; полагаю, им, среди прочего, было любопытно взглянуть на типа, готового метаться между двумя столицами ради удовлетворения любопытства такого рода.
5. Формальная часть уложилась в полчаса: выслушав напутственную речь директора и недлинный список местных причуд («переходники приносить с собой», «в требовании указывать листаж», «на ноутбук надо заявление» etc), я заказал нужные манускрипты и поехал в любимейшее мое архивохранилище - Отдел рукописей Публичной библиотеки. Сев на свое привычное место, чудом оказавшееся свободным, я углубился в чтение и лишь спустя некоторое время, среагировав на знакомое сочетание слов, понял, что стоящий ко мне спиной человек излагает служительнице архива типичную местную коллизию, жертвой которой я стал минувшим летом.
6. Дело в том, что в Публичной библиотеке на любую самую простую операцию нужно так называемое «отношение» - официальная бумажка с запросом. Хотите ли вы почитать рукопись, журнал, редкую книгу или что-нибудь еще - на все вам понадобится отдельная эпистола с подписью и печатью. «Но я же приносил отношение вам, можно я его покажу в журнальном зале?», - горячась, говорил исследователь. «Мы не возвращаем отношения», - грустно говорила девушка-служительница. «Ну сделайте мне ксерокс», - настаивал он. «Мы не делаем ксероксов», - говорила она обреченно. «Хоть позвоните им и скажите, что у меня есть «отношение», - предлагал ученый. «Мы не звоним», - дрожащим голоском отвечала библиотекарша. Я очень сочувствовал обоим, хотя не мог не оценить драматургию сцены, усугубленной тем, что человек-без-отношения весьма напоминал профессора О., идеально подходящего на эту роль; впрочем, выяснилось, что жизнь - продюсер, не стесненный в средствах, поскольку копия профессора О. оказалась оригиналом.
7. Обратная дорога тем же вечером запомнилась слабо: очень уж хотелось спать, для чего прокрустовы кресла «Сапсана» решительно не приспособлены; с этим несбывшимся намерением неопрятно рифмовалось зрелище десятков джентльменов и леди, дремлющих в полночный час на вагонных лавках в поездах кольцевой линии метро. Страшно подумать, как выглядит их пробуждение.
8. Неделю спустя мы договорились ехать вместе с высокочтимым
k_p: его ждало чтение лекции перед пытливыми юными умами Петербурга, алкавшими припасть к сокровищнице мудрости; я же собирался полистать заказанные рукописи. Прогуливаясь по вокзалу в ожидании спутника, я зашел в одну из тамошних бесчисленных харчевен; на груди продавщицы был приколот бейджик, на котором большими буквами было написано: БЕЙДЖ; выглядело это весьма по-буддистски (с другой стороны, мне был знаком кот по имени Кот, живший в семействе, от буддизма весьма далеком). k_p появился; обмениваясь бодрыми приветствиями, мы без труда обнаружили наш вагон и после минутной сутолоки («как это нет в списке?») загрузились в него; поездное радио доверительно порекомендовало нам электронные сигареты - мы достали таковые из карманов и закурили их. В приятной беседе время прошло незаметно: это свойство моего собеседника я впервые ощутил без малого четверть века назад, когда, заговорившись, мы вдруг обнаружили, что на часах половина пятого утра, через полчаса поезд прибывает в Тарту и намерение как следует выспаться перед конференцией так и осталось намерением... В этот раз все было не так чувствительно и через десять минут после прибытия мы разошлись:k_p отправился по вопросам благого просвещения, а я потянулся на Шпалерную, где и провел последующие пять часов без всяких происшествий - и даже ни разу не встав со стула. 9. Моя умозрительная коллекция петербургской рекламы пополнилась на этот раз совсем немногими экспонатами: в окрестностях «Чернышевской» развешены гигантские билборды «Фабрики документов», предлагающие, в частности, шенгенские визы удивительной дешевизны. На той же «Чернышевской» с рекламного плаката скалится смуглый хитрован со слоганом «Мы ближе, чем ты думаешь!» - интересно, какой продукт (за исключением разве что стальных дверей или травматического оружия) можно рекламировать подобным образом. Остальные новации, если они и были, оказались засыпанными кромешным липким снегом, который как начал идти в середине дня, так и не останавливался до самого отъезда. Под мелкой крупкой я брел в Публичную библиотеку (где, между прочим, видел высокочтимую
jako), сквозь мрак и вихрь пробирался нечищеными тротуарами к Московскому вокзалу; вздымая белесоватые смерчи, наш «Сапсан» начал движение в сторону Москвы, которое, кажется, скоро подойдет к концу, как и эта чрезмерно затянувшаяся фраза. 