Живописца, особенно в ХХ веке, принято оценивать после его смерти. Бродя по огромному музею Ван Гога в Амстердаме среди толп туристов и множества охранников (наверное, это самое охраняемое место из когда-либо посещавшихся мной в Европе), трудно забыть, что при жизни бедолага смог продать всего одну картину. Похоже, кажется, и Модильяни, да и большинство других гениев рубежа веков и начала века. Похоже и у нас в отечестве – бедность, еле хватает денег на холст и краску, критики смеются, публика свищет. Все чествование – посмертно. Немногие оставшиеся в живых пожилые счастливцы вкушают мед за все поколение. Иерархия прошедшего периода выстраивается, когда основные деятели его уже в могиле.В поэзии ровно наоборот. Мне трудно квалифицированно судить о русском XIX веке, но весь пантеон начала ХХ, вплоть до распределения мест, мы в точности унаследовали у самих участников процесса (исключения единичны). Пять великих поэтических имен, начинающихся на «Б» вспомнит каждый, но кто вспомнит хоть строчку Балтрушайтиса? Да, неплохой поэт, но таких – и лучше - при современном ретроспективном взгляде любой назовет два десятка. Но Балтрушайтис - в тусовке; да и нужен из соображений мистически-номинативных – и за счет этого въезжает в историю культуры. Вообще, случаев, когда поэт извлечен из небытия исследователями следующих поколений, почти нет. (Мандельштам – случай особый; все-таки мало кого людоеды жрали с такой охотой). При этом доступ к печатному станку – дело десятое, «Я Пастернака не читал, но скажу» - что он гений или что он, соответственно, наоборот. Но, повторю, все репутации созданы живыми функционирующими собратьями. Есть еще занятная сторона. Читая подряд довольно много мало- и неизвестных авторов, удивляешься порой до совершенного изумления – почему этот поэт неизвестен никому, тогда как его стократ менее талантливый современник только что в учебники не включен? Примеры второго рода я опущу, чтоб не смущать покоя мертвых, а по поводу первого – пожалуйста – Лозина-Лозинский, Майзельс, Злобин, Одарченко… ну и так далее, много (я не выпендриваюсь, это правда очень хорошие поэты). Из недавних, потрясших меня примеров – Михаил Дидусенко, умерший несколько лет назад; книга его была в прошлом году выпущена издательством Николая Филимонова. Мне она попала в руки совершенно случайно и абсолютно потрясла. А все-таки он, не будучи при жизни причислен к великим, вероятно, никогда в это число не попадет, несмотря ни на какие старания гипотетических поклонников. Логичный вопрос – почему? Неужели только бабки? С наследием мертвого художника можно классно заработать, купив оптом у обрадованных наследников холсты их малоизвестного чудаковатого дядюшки и продавая в розницу шедевры свежеоткрытого гения. А вот на поэзии фиг наживешь: автографы недороги, а авторские права задаром никому не нужны. Поэтому ни в какой переоценке репутаций нет особенного смысла. Грустное объяснение, но ничего умнее в голову не приходит. Сегодня был непростой день.
