lucas_v_leyden

      Даже если считать устройство мира разумным (а у нас, в принципе, нет оснований в этом сомневаться), вряд ли мы когда-нибудь узнаем истинный смысл переживаемых нами событий: очень уж издалека и исподволь история подбирается к своим задачам. Корни нынешнего, беспрецедентного в новейшее время, насильственного разобщения наций могут уходить в столетнюю давность, тогда как их истинная цель может отстоять от нас еще на десятилетия: так, для того, чтобы у нас появился Пушкин, понадобилась череда межплеменных войн в средневековом Камеруне, без которых бедняжка Ибрагим не попал бы в плен к сребролюбивым туркам. Отчего-то кажется, что на острие подлинной задачи - чье-то подстроенное свидание (ну или, напротив, невстреча - чтоб не дать явиться в мир новому Аттиле), хотя по декорациям это, конечно, больше похоже на Божий гнев: вроде песьих мух. (И если мироздание таким образом намекает на что-то, то не хотелось бы, чтобы оно выразилось прямо). Вчера я был вынужденно молчаливым свидетелем на дистанционном филологическом семинаре: не потому безмолвным, что меня забанили, а из-за отсутствия в собственном обиходе камеры и микрофона - как-то они раньше не надобились. Говорили о Мандельштаме, о Ветхом Завете, о Содоме и Гоморре. "Хм", - подумал я, но развить тему, благодаря функциональной немоте, не мог. Между тем, сам этот маленький фрагмент удивительно психологичен (Быт. 19: 1 - 23), это какая-то вереница ситуативных гипербол, сплошной "надрыв на свежем воздухе": несчастный Лот, которого атакует местная шпана и который готов на все, чтобы не осрамиться перед гостями, затем неожиданное преображение визитеров и совершенно феноменальная кода: ангелы, проговорив свое, отступают в сторону; кругом мыкаются внезапно ослепшие содомляне, Лот спешно собирает вещи со словами "мужики, уходим" - но будущим зятьям его показалось, что он шутит. Вообще как-то, кажется, несерьезно принято было в семье к нему относиться. А зря. Соляной столб до сих пор там стоит. ( Collapse )

Окончание. Начало - здесь. ( Collapse )

Начало - здесь.

( Collapse )

      В начале 1920-х годов в Петрограде происходило очередное заседание, посвященное бедственному положению литераторов. Слово взял Сологуб, обладавший таким устоявшимся магнетизмом (сказывались, конечно, и четверть века педагогической работы), что речи его обычно не пропускали. "Сологуб оглядел всех вместе с ним заседавших, и взгляд его остановился на Марии Михайловне Шкапской, сидевшей неподалеку от него в летнем платье без рукавов.
      Сологуб сказал: "Да, это верно, многие очень нуждаются. Да вот, например, Мария Михайловна. Она ходит в платье без рукавов. Не на что купить рукава. И так у многих...""¹.
      Эта типичная сологубовская шуточка очень подходит не столько к самой Шкапской, сколько к нашим представлениям о ней: несмотря на скопленный массив сведений, отзывов, собственных текстов и архивных материалов ее не то что внутренняя жизнь (не будем самонадеянны), но даже и формальный контур биографии остаются неуловимыми настолько, будто мы позавчера услышали ее имя. Ее поэтическая - ну не деятельность же! - судьба - продлилась фактически менее пяти лет, как, например, у Китса: дебютная книга в 1921-м году, закатная - в 1925-м (потом только детские и проза). Слава ее, мгновенно расцветшая, была удивительна даже по меркам щедрого на авансы времени: писалось обычно через запятую - "В них <стихах Инбер> нет силы и глубины, - подчас страшной, - какой достигают, напр., Ахматова, Шкапская"², "Из современных поэтов чаще покупают произведения А. Ахматовой ("Четки"), М. Цветаевой и М. Шкапской"³ etc. ( Collapse )

      Походы в Израиле, как и любой другой стране, имеют свою особенную специфику. Здесь, как мне показалось, из-за компактной застройки не слишком часто предоставляется возможность, наскучив умственной работой за столом, просто выйти из дома и прогуляться километров 5-7 по окрестностям. Для нас, привыкших каждый день проходить не меньше пяти километров, это, конечно, чувствительно – но в Нетании, по счастью, есть безоговорочно приятный маршрут вдоль кромки моря. Поскольку берег здесь весьма обрывистый, нужно сначала добрести до ближайшей лестницы, зато потом можно спокойно шагать по пустынному в это время пляжу: кроме случаев, когда ветер разгуляется и волны начнут добивать прямо до отвесной стены. ( Collapse )

4. Вокруг Тивериадского озера. 61 км. Набор 480 м. Трек.

      Местные велосипедисты (чьи форумы и нравы я внимательно изучал накануне поездки) часто практикуют такой экзотический для нас метод: заброска на машине с велосипедом к точке старта, затем полноценный круговой трек - и обратная поездка за рулем. Действительно, наблюдения в поле показали, что обычай этот вполне распространен: поневоле внимательный ко всему, что касается велосипедной жизни, я не раз замечал на парковках скопление автомобилей, явно ждущих своих временно двухколесных седоков - и даже был свидетелем умилительной сцены: юная леди приветливо открывала заднюю дверь универсала, покуда ее затянутый в форменную лайкру спутник горделиво гарцевал вокруг на своем шоссейнике.
      Именно этим гибридным (как говорят модные политологи) способом я решил воспользоваться, чтобы объехать Галилейское море: один из самых популярных местных велосипедных маршрутов. В круговом путешествии вокруг всякого в меру крупного водоема есть особенная архаическая доблесть, а здесь к этому прибавлялись еще валящие с ног исторические коннотации места. Поэтому одним весьма хмурым утром я засунул велосипед в тесный багажник прокатной "KIA" (кошмарнейшая, надо сказать, из машин, созданных человеком), после чего мы с моей спутницей отправились в город Тверия. Там я приткнул машину на паркинг поживописнее, выпростал байк, переоделся в спортивное, включил запись трека и поехал. Поскольку маршрут был асфальтовый, круговой и очевидный, то останавливался я совсем немного - оттого и фотографий получилось совсем чуть-чуть. ( Collapse )

      За последний месяц я проехал по Израилю больше 500 километров на велосипеде (и прошел километров 200 пешком). По внешним условиям я вел крайне уединенную жизнь: в идеале мне вообще нужно было сосредоточиться на главной цели - дописывании книги, отринув все возможные развлечения, но, торгуясь сам с собой, как на восточном базаре, я выцыганил разрешение на катание и походы, строго воспретив прочие досуги.
      Здешние пешие походы вполне напоминают (с поправкой на климат, размеры страны и высоту гор) подобные занятия в прочих странах: разметка троп, как правило, приближается к идеальной, а описания к исчерпывающим; блаженная возможность за два часа езды на машине сменить климатический пояс только добавляет им очарования. Напротив, израильская езда на велосипеде разительно отличается от привычной российско-европейской, что в первые дни действует на неподготовленного любителя несколько обескураживающе. Отличия эти складываются из двух обстоятельств - организации дорожной сети и водительской манеры местных жителей. С последней я, будучи сам за рулем автомобиля, уже однажды сталкивался (каламбур, признаться, слабоват): действительно, поведение их несколько эмоционально, но для того, кто управлял машиной на дорогах Албании, Калабрии и Брянской области в прошлом веке, в этом нет ничего существенно нового. ( Collapse )

      Личность поэта, мецената и булочника Николая Дмитриевича Филиппова не принадлежит к числу вовсе безвестных. За последние десятилетия был в основном обрисован хоть и контурный, но вполне отчетливый очерк его судьбы¹. Он был сыном Веры Александровны Филипповой, жены прославленного московского пекаря Дмитрия Ивановича Филиппова от ее первого брака с потомственным почетным гражданином Иосифом Петровичем Зайцевым². Отчим, хотя и снабдил его своей фамилией (и отчеством), в 1901 году от него отрекся, сообщив путем газетных объявлений, что в делах фирмы тот не участвует. К этому времени пасынок окончил Поливановскую гимназию и московский университет, в котором учился одновременно с И. Н. Розановым. ( Collapse )

      Мой добрый друг, один из лучших поэтов, пишущих сегодня на русском языке, прислал мне электронное сообщение из поезда "Невский экспресс": в какой квартире дома Мурузи, - спрашивал он, - жили Мережковские? Вопрос этот не так-то прост: из воспоминаний Гиппиус известно, что за двадцать три года, проведенных ими по адресу "Литейный, 24", они несколько раз переменяли квартиры. При этом, в отличие от практики 1920-х и следующих годов, номер квартиры - наименее значимая, а иногда и вовсе опускаемая часть почтового адреса. В обиходе рубежа веков (как и во всем XIX веке) адрес вообще выглядел не так, как сейчас. Дело даже не в отсутствии индексов (они появятся много позже). В Москве, например, довольно вяло входил в обиход номер дома: чаще здания различали по именам домовладельцев. В Петербурге с нумерацией домов все было в порядке, хотя порой и здесь допускались маленькие почтовые вольности: так, Гиппиус, сообщая корреспонденту свой адрес (именно в доме Мурузи), охотно демонстрирует его причудливость: "Выбирайте любой (все верны): 1) Литейный 24. 2) Баскова 14 3) Пантелеймонская <так> 27. 4) у Собора Спаса Преображения, д. бывш. Мурузи" (в письме к Андрею Белому) или: "Если Вы будете писать (l) Литейная 24, или (2) Пантелеймоновская 27, или (3) Баскова 14, или (4) Площ. Спасо-Преображения, д. Мурузи, - это будет одно и то же, и придет в ту же квартиру того же дома, где мы живем уже 20 лет". ( Collapse )

По коллекционерской привычке я люблю придавать невинным удовольствиям подобие осмысленности: в частности, мне скучновато кататься на велосипеде просто так. Полтора года назад мы с коллегой придумали обогнуть на велосипедах Москву в несколько приемов по широкому, очень широкому кругу, ориентируясь на крупные населенные пункты с устойчивым железнодорожным сообщением. Общая схема выглядела так: ранним утром мы выезжаем на электричке в какой-нибудь подмосковный городок, прокладываем маршрут на 70 - 120 километров и без спешки и фанатизма едем, останавливаясь у достопримечательностей, фотографируя, вступая в контакт с пейзанками и обедая в монастырях. Добравшись же до конечного пункта, грузимся в электрический поезд и возвращаемся по домам. Получившиеся отрезки сильно различались… да почти во всем: дорога варьировалась от непроходимых дебрей, в которых половину пути приходилось тащить велосипед на собственном горбу, до прекрасного шоссе, чуть менее чем полностью избавленного от машин. Каких только представителей фауны не встречали мы в пути: бешеных коров, умилительных православных щеночков, тетеревов, зайцев, вздорных старух и крестьянских валькирий. В Московской области (которая по площади больше Швейцарии, Дании, Голландии, не говоря про Бельгию) есть, в общем-то, все - кроме (увы) гор и моря: гигантские водные просторы, крупные реки, сосновые боры и непроходимые болота. В смысле обустроенности она тоже весьма различна: на севере процветает животноводство, на юге - земледелие; на севере красивее леса, на юге лучше дороги. Самые удобные электрички бегают по Рижскому направлению, самый несимпатичный вокзал - Киевский, а два крыла Казанского направления расходятся так, что между крайними их точками - ровно сто километров. В общем, это был интересный и полезный опыт. Замкнутый круг состоял из следующих отрезков:( Collapse )